Клер сидела в тишине Лаборатории реактивного движения, глядя на экраны, где ещё теплились телеметрические данные от спутника MAVEN. Они всё ещё приходили. Пока что. Но она знала: это – последние часы. Сигнал скоро затихнет, как затихают голоса близких перед тем, как ты выходишь из зоны связи. А потом — пустота. Три недели назад в новостях объявили, что Конгресс, несмотря на протесты учёных, утвердил бюджет с сокращением научных программ NASA почти вдвое. Ракеты полетят на Луну, но без науки. Больше не будет экспедиций к спутникам Юпитера, не будет новых данных о марсианской атмосфере, не будет неожиданных открытий. Только пилотируемые миссии и военные спутники. Для Клер это было похоже на конец света. Она помнила, как в 11 лет писала письмо в NASA, прося «взять её на Марс», и получила открытку с подписью инженера миссии Curiosity. Эта открытка висела у неё над столом до сих пор. Потом было инженерное образование, стажировка, первый запуск, ночь в командном центре, когда MAVEN вошёл в орбиту. Это был её спутник. Её космос. А теперь — конец. Клер встала и прошла по пустому коридору. Раньше здесь гудел разговор, кто-то смеялся, кто-то спорил, кто-то показывал на экране атмосферные вихри Юпитера. Теперь — пусто. Половина коллег ушли. Кто-то – в университеты. Кто-то – в частные стартапы. Кто-то – просто сдался. «Ты всё ещё тут?» – спросил голос за спиной. Это был Джеймс, техник, который работал в JPL больше тридцати лет. Его глаза были усталыми, но полными решимости. «Не могу уйти, пока не попрощаюсь с MAVEN», — ответила Клер. Он кивнул. Они вдвоём вернулись в командный центр и включили монитор. На экране, словно в последний привет, появились данные об уровне водорода в верхней атмосфере Марса. Последние данные. И вдруг — тишина. Экран замер. Клер посмотрела на Джеймса. «Он ушёл», — тихо сказала она. Они сидели в молчании. Потом Клер встала, вытерла глаза и сказала: «Мы не закончили. Мы просто начали заново». Джеймс улыбнулся. Впереди был новый путь. Без бюджета, без гарантии. Но с верой. И памятью о MAVEN.