Лос-Анджелес погружался в предрассветную тишину. Гвардеец Алекс Рамирес стоял у ограды здания мэрии, глядя на пустую улицу, где ещё вчера гремели протесты. Он был среди двух тысяч бойцов, которых теперь отзывали обратно. Это была его последняя смена. За две недели службы он видел город с другой стороны — разгневанный, решительный, потерянный. Он не мог забыть глаза молодой женщины, держащей плакат с надписью: "Мы требуем справедливости". Её взгляд встречался с его — не с ненавистью, а с вопросом: "Ты нас понимаешь?"
Приказ о выводе пришёл быстро и неожиданно. Командиры молчали, лишь указали на грузовики. Алекс чувствовал, что оставляет работу незавершённой. Не потому, что хотел задержаться, а потому, что понимал — их присутствие было символом чего-то большего. Он вспоминал, как патрулировал улицы рядом с протестующими, слышал речи, которые трогали его до глубины души, и втайне кивал, соглашаясь. Он видел, как полицейские теряли контроль, как мирные акции превращались в хаос — не без участия власти.
Его напарник, сержант Дэвис, усмехался: "Скоро всё забудется. Люди будут снова смотреть спортивные передачи, магазины откроются, и всё вернётся на круги своя." Но Алекс знал — нет. Что-то изменилось. Эти протесты не были просто вспышкой гнева. Они были голосом поколения. Он сложил каску в ящик, снял бронежилет и посмотрел в небо. Над городом расцветало утро, и вместе с ним — неуверенность, но и надежда. Он не был уверен, вернётся ли обратно как солдат. Может, в следующий раз — как один из тех, кто держит плакат.