Ночь была холодной. Старший лейтенант Артем сидел в окопе под Авдеевкой, держа в руках письмо. Оно пришло утром — по цепочке передали от штабной машины, прибывшей с новыми боеприпасами. Бумага была мятая, с характерным запахом дизеля и металла, но слова на ней были ясными. «Артику, мы слышали, что Америка снова помогает. Я знаю, что ты не любишь об этом говорить, но мама сказала, что теперь у вас будут те самые “Пэтриоты”, про которые в новостях говорят. Береги себя. Мы все за тебя молимся. С любовью, Настя». Артем улыбнулся, вглядываясь в темноту. Где-то вдали вспыхнул свет — беспилотник осветил позицию врага. Он знал, что где-то над ним кружит американский “Raven” — новый, недавно доставленный. Он знал, что в арсенале его батальона появились противотанковые ракеты Javelin, и теперь у них был шанс остановить бронетехнику, которая иногда выдвигалась со стороны Ясиноватой. Политика оставалась в телевизоре. Артем не верил ни в Трампа, ни в Байдена — он верил в тех, кто рядом. В Максима, который прикрывал его спину. В Сашу, сапёра, который вынимал “лепестки” из-под снега. В Марека, молодого латыша-добровольца, приехавшего “помогать украинским братам”. «Пэтриоты» еще не прибыли на передовую, но слухи о них вдохновляли. С каждым грузовиком, приходившим с Запада, дух солдат крепчал. Америка снова помогала — не просто словами, а сталью, электроникой и точностью. Настя писала ещё: «Тебя показали по телевизору, в твоем шлеме с украинским флагом и латышским значком. Папа заплакал. Мы гордимся тобой». Он вздохнул и спрятал письмо под бронежилет. Сигнал рации треснул в ухо — командир звал на наблюдательный пост. Артем поднялся, поправив шлем, и пошёл по траншее, освещённой только огоньками оптических прицелов. За горизонтом начинался новый день. С ним — новая партия оружия, новые надежды и новая линия фронта, которую нужно было держать. А где-то далеко, за океаном, политики спорили, подписывали указы, выносили решения. А здесь, под Авдеевкой, каждое решение превращалось в конкретную силу — и шанс вернуться домой.